И никто нам не нужен

«Ты у меня одна...» Лучше всего дочка засыпает под эту романтичную бардовскую песню. Сонечка у мамы действительно одна, «словно в ночи луна». Вся любовь, забота, бессонные ночи — для нее одной. Но и у Сонечки кроме мамы тоже никого не должно быть. Никогда. Об этом Алина никогда и никому не скажет. И, может быть, не признается в этом даже себе самой.

Папа у малышки «был да сплыл», как сообщила любопытным подругам Алина. Но сдается, она сама его спровадила, как только узнала, что беременна. Во-первых, неизвестно, как папаша отнесся бы к неожиданной вести, мог бы и не признать отцовство — сам не раз говорил, что не готов еще к созданию семьи. Это к 35 годам! Лишних ударов по самолюбию Алине не нужно. Во-вторых, она и сама замуж к тому времени уже не хотела. Насмотрелась на горькие примеры замужних подруг, что регулярно приходят ей плакаться в жилетку. Поэтому в графе «отец» у Сонечки прочерк, отчество дедушкино, а девочка, гордится мама, «моя и только моя». И добавляет: «И никто нам не нужен!»
Алина крутится, как может — растить ребенка одной нелегко. И на алименты рассчитывать не приходится. Только разочарований по этому поводу нет. Вот ее приятельница Анжела не получала алименты на малыша несколько лет: отец ее Ванечки после развода скрылся в неизвестном направлении. Когда дело дошло до суда — предоставил липовые справки о минимальной заработной плате. Приставы заставили горе-отца заплатить, но что это — слезы одни. Или другой момент: можно было бы съездить куда-нибудь в Турцию — Ванечке полезно побывать на теплом море, но как получить согласие бывшего на выезд сына за границу, если он неизвестно где?
«У нас такого не случится»,— радуется молодая мама Алина. Говорить о себе и дочке во множественном числе, как об одном существе, она привыкла еще с беременности. Также «мы» говорит о себе и своей «малышке» ее соседка. Марине Петровне уже 55, а ее дочурке что-то в районе тридцати, но Алина то и дело слышит: «Мы купили норковую шубу», «У нас было воспаление легких», «Нас повысили до начальника отдела». В этом странном существе «мы» одна голова — Марины Петровны, а руки и ноги — ее дочки. Что голова решит, так руки-ноги и сделают.
Так повелось с тех пор, когда соседка выставила мужа за порог — у него, оказалось, была еще одна семья в другом городе. Мать-одиночка изо всех сил выбивалась, чтобы дочка была обута-одета лучше всех и вообще все у нее было лучшее — квартира, машина, заграничные поездки. От дочки требовалось одно — полное и бе­зусловное повиновение. А как иначе: не могут же руки-ноги ослушаться головы.
Так, впрочем, чуть не произошло, когда на порог явился блудный отец. С повинной головой и дорогими подарками. Просил одного — встречаться иногда с подросшей дочкой, помогать ей, искупая грехи молодости. Увидев радостные глаза девочки (та, как многие выросшие без отца дети, мечтала, что когда-нибудь он вот так появится), Марина Петровна заявила: «Выбирай: я или он». Папу снова выставили за дверь.
Но лет через десять случилось страшное — у девушки появился молодой человек. Умный, добрый, красивый. Дочь заговорила о свадьбе, что в закостеневшее с годами «мы» никак не вписывалось. И тогда прозвучали знакомые слова: «Выбирай: я или он». Что мама не шутит, дочка была уверена — как-то за попытку выбрать учебное заведение по своему вкусу она была наказана годом маминого молчания. Институт тогда пришлось сменить.
На свадьбу Марина Петровна не пришла. К молодым не ходит и даже не звонит. На их попытки наладить отношения не отвечает. И даже на известие о беременности дочери ответила ледяным молчанием.
Но Алина этого не замечает. Она торопится в садик за Сонечкой. «После ужина мы примерим новое платьице, что было куплено для утренника,— думает по пути Алина,— будем самые красивые!» А потом, улыбнувшись, привычно добавляет: «И никто нам не нужен».

Алиса Сергеева