Что отдашь, то твое…

Трудно выбрать самое яркое впечатление. Пожалуй, по-особому запала в память первая встреча с энергогигантом. Разорвалась, ушла в сторону стена хвойного леса, и серебристое полотно дороги выплеснуло на огромную стройплощадку. Все открылось сразу. Суета грохочущих машин. Столпотворение стальных кранов и мачт электропередач. Белые здания и пестрые вагончики, разбежавшиеся по территории стройки. Громада первого энергоблока, обвитая сетью строительных лесов. Яркие сполохи сварки в дебрях арматурных зарослей подрастающего второго энергоблока. А над всем этим пространством — местом действия большого созидательного труда, словно сторожевые башни, взметнулись ввысь две испарительные градирни…

С Алексеем Мочаловым, заместителем начальника реакторного цеха по монтажу энергоблока № 1 строящейся ЛАЭС идем сквозь многоголосую толпу строительно-монтажного люда, скопившегося у дверей проходной..
Пока шагаем к главному зданию, Алексей, как заправский экскурсовод, проводит мне полный «ликбез» на тему «Готовность реакторного цеха первого энергоблока к пуску». Говорит быстрым, лаконичным языком специалиста. А знает Алексей Мочалов свой реакторный цех, действительно, как никто другой. Знает потому, что пришел сюда еще на старте монтажных работ. Поднимались стены, наполнялся корпус «железом» — конструкциями, трубопроводами, оборудованием, и в самой гуще этого растущего хозяйства поднимались его мастерство, уровень должностной ответственности. Потому и шутит теперь: «Знания — это сила, но для этого надо все проползти на пузе!»
…По лабиринту гулких коридоров и сияющим свежей краской лестницам поднимаемся в центральный зал к реактору — сердцу энергогиганта. Здесь совсем безлюдно: настал черед проверкам и испытаниям технологических систем. Тишину нарушает лишь мощный мостовой кран (называемый здесь «полярный»), который плавает высоко над нашими головами — под сферическим защитным куполом зала, напоминающим округлый свод храма. Вот уж точно, энергоблок, как тот храм, где всесильный Атом совсем скоро будет честно и праведно служить простым прихожанам — энергетикам…
— Сегодня у нас мир и покой. Даже наладчики затихарились, — весело констатирует Алексей, подводя меня к черному проему шахты реактора, отороченному стальным ограждением. — А еще вчера все кипело. Толчея! Монтажники, сварщики, другие спецы работали, буквально, локоть к локтю, без передышки. Добивали последние «хвосты» по монтажу. А сегодня уже следующий этап — испытания. Начали с проливки трубопроводов…
Он делает паузу, собираясь с мыслями, прокручивая, наверно, в памяти хронику тех горячих деньков, и уже без улыбки продолжает:
— Тяжко пришлось всей моей группе — кураторам, специалистам входного контроля оборудования. Наши подрядчики, как известно, народ шустрый: завершили свои дела и… свернулись. А нам — боевая задача: полный контроль. Мы, можно сказать, прикованы к реактору цепью долга. И невозможно ту цепь разорвать. Обязаны быстро, как спринтеры, провести весь комплекс контроля и допусков оборудования в эксплуатацию.
Темный провал шахты дышит холодом и каким-то особым запахом грядущей опасности. Заглядываешь в сверкающую нержавеющую глубину, невольно поеживаешься… Пройдут считаные месяцы, минует этап испытаний, и сверхпрочное нутро ядерного «котла» заполнят водой с растворенной кислотой, загрузят тепловыделяющие урановые сборки. Это и будет началом, а лучше сказать, стартом: оживет сердце нового атомного богатыря по имени «ВВЭР- 1200»!
Алексей подробно объясняет ключевые операции — как будут установлены основные части реактора, рассказывает о сложностях уже минувших дел, вспоминает эпизоды, имена, цифры.
Наблюдаю как бы со стороны его беспокойную жизнь…
Ей вполне соответствует старинная философская формула: «Бытие определяет сознание». Дни жизни Алексея Мочалова не просто идут — мчатся в предпусковом темпе и под высоким напряжением заданий. Такое бурное бытие как-то по-особому высвечивает теперь те качества его характера, что остро потребны в этот актуальный момент — оперативность в поиске решений, напор в действиях. И еще, постоянную готовность к преодолению барьеров, что встают на пути к цели.
Конечно, он не одинок в таких преодолениях. Здесь под куполом атомного гиганта слились воедино судьбы множества людей-тружеников. Людей разных профессий, возрастов, талантов. Но, главное, людей особого человеческого сорта, в сердцах которых честь, долг, совесть накрепко спаялись с мастерством — сплав высочайшей пробы!
Крайне редко теперь говорят и пишут о внутреннем мире человека труда, о гранях его личности. Перестали, к сожалению, журналисты «копаться» в психологии своих героев. Верх взяло холодное требование прагматичных редакторов СМИ: нужна острая информация, а всяческие «личные» впечатления и лирика просто не в «формате». Почему? Потому, что нет выгоды, дохода от строк, повествующих о думах и чаяниях человека, занятого напряженным трудом или научным поиском, кого нынче вообще интересуют его мечты, борения и обретения на дороге жизни?..
Жаль, конечно… Испокон веков жила в нашем народе великая потребность в идеале — настоящем, достойном человеке. Такая личность, как пример, была необходима, прежде всего, для воспитания юных сограждан. Становилась она духовной опорой многим другим — слабым, обездоленным.
Так было раньше. Но разве сегодня иссякла потребность в настоящих людях, способных мастерски созидать и вести за собой других?
Именно в атомной энергетике — в зоне особой надежности и прочности — в первую голову требуются не только высокая крепость бетона, металла, других материалов, но и люди высшего пилотажа — яркие, сильные, надежные личности. Требуются личности!
Именно о такой личности я и веду рассказ.
Автору никогда не следует слишком восторгаться своим героем, советовал Энгельс… Не буду говорить высоким слогом о трудовом, а точнее, служебном пути Алексея Сергеевича Мочалова. Есть у него простая цель жизни — служение атомной отрасли. Есть запас лучшего опыта, который теперь — основа его профессионального потенциала. Есть черты характера и объем знаний, которые, в конечном итоге, и определили высокую ступень его карьеры — деловой критерий доверия.
Но как начинался его путь? Из каких запасников судьбы извлекались ценные накопления, которые и задали, в итоге, высокие качества его личности, названные выше?
Родом он с Волги, из Нижнего Новгорода. До сих помнит первые трудовые навыки — уроки деда Михаила Павловича. Тот умел многое. Всю жизнь трудился на известном гиганте — заводе «Красное Сормово».
А вот отец, Сергей Михайлович, выбрал в жизни иную стезю. Вместе с женой Татьяной Леонидовной, он молодым специалистом приехал в Сосновый Бор. С белого листа начал трудовую биографию в НИТИ — Научно-исследовательском технологическом институте имени А. П. Александрова. Здесь, на Балтийском берегу, на сосновоборской земле выросли два сына Мочаловых — Алексей и Александр.
Нельзя сказать, что отец сильно агитировал Алексея за «атомную» профессию. Скорее, наоборот. В семье «ядерщиков» рабочие вопросы не обсуждались, строго охранялись секреты «фирмы», известной своими уникальными разработками для атомного флота. Потому на профориентации Алексея больше сказалась сама атмосфера соснового Атомграда. Ядерная тематика здесь буквально пронизывает школьную жизнь юных сосновоборцев, превращая ее в своего рода многолетний поход по местам трудовой славы отцов и дедов — первостроителей и энергетиков Ленинградской АЭС.
Высшую школу себе Алексей выбрал без метаний и колебаний: известный питерский политехнический институт имени М. И. Калинина. И сразу попал в «десятку» — на вступительных получил две пятерки. С того времени — за все годы учебы — высших баллов на экзаменах не терял, институт закончил с красным дипломом. В графе «профессия» значилось: «инженер-физик, теплоэнергетик».
На Ленинградскую АЭС Алексей впервые попал как практикант цеха наладки. Диплом по системам безопасности реакторного блока писал под руководством опытнейшего специалиста Андрея Юрьевича Гарусова. Понятно, что в те дни и зародилась мечта — работать на ЛАЭС. Однако, вышло иначе…
Он всегда стремился строить жизнь и быт по строгому расчету. Даже в студенчестве жил только личным заработком и повышенной стипендией, никогда не обременял близких своими материальными надобностями. Пахал в строительных отрядах, находил другие приработки.
Сразу по получению Алексеем вузовского диплома сыграли свадьбу. Жена Елена готова была с ним жить «хоть в шалаше». Но подобных испытаний для любимой подруги жизни Алексей допустить не мог. Пошел туда, где кроме интересной работы была возможность получить хоть какое-то жилье — в НИТИ, где молодоженам сразу дали комнату в общежитии.
Первым его «личным» реактором стал маленький да удаленький судовой реактор для атомных «пароходов». Новая интересная тема, конечно, требовала его активного участия. Мочалов колесил по стране — занимался испытаниями и приемом оборудования для нового проекта, добивался ускорения поставок. Тогда, наверно, впервые полной мерой оценил это железное понятие — «высокое качество изделий для ядерных технологий».
Взволновал его однажды Андрей Юрьевич Гарусов (он был тогда начальником УКСа — управления капитального строительства ЛАЭС), предложил новое дело. Соблазнял, конечно, не повышенным заработком, не высокой должностью. Другое посулил — напряженную жизнь, трудные задачи по созданию блока с ВВЭР‑1200, головного ядерного аппарата нового поколения. В общем, «клюнул» Алексей именно на большую работу на ЛАЭС‑2…
Начинал заместителем начальника отдела технического надзора. Строительство первого блока стремительно расширялось. Расширялись и обязанности: его отделу поручили отвечать за поставки и прием оборудования.
Завертела, закружила новая жизнь. Почти сразу открылась Мочалову критическая ситуация — вал бракованных изделий, нарушения заводами технологии изготовления, масса неукомплектованных заказов в потоке прибывающего на стройку оборудования.
Конечно, теперь это можно назвать большой борьбой, которую развернули они тогда всем отделом. Борьбой с бракоделами-изготовителями. Борьбой за синхронизацию всех поставок оборудования и конструкций. Наконец, борьбой за рационализацию самой этой борьбы с недостатками и неувязками…
Идея пришла сразу. Первым поддержал его друг и соратник Олег Шнель, начальник отдела дефектоскопии металлов и неразрушающего контроля. Вместе они разработали, наполнили оперативным смыслом специальные листы технического контроля. Новый документ учитывал все нюансы и сложности работы контролеров‑приемщиков. Даже для новичков и тугодумов предусмотрели особые ссылки, чтобы всегда легко можно было отыскать нормативные требования к оборудованию, чтобы в нужный момент — хоть на заводе-изготовителе, хоть на транспортной платформе, хоть на складе — быстро нашелся ответ на трудный вопрос и подсказка к действиям.
Технические листы прижились мгновенно. И скоро в их контрольной группе пошла гулять шутка: «С такими техлистами и обезьяна — контролер…»
На должность заместителя начальника реакторного цеха по монтажу Мочалова выдвинул Олег Адольфович Иванов, главный инженер строящейся атомной станции. Присматривался долго. Безусловно, были и другие кандидатуры. Но выбрал Мочалова. Задачу ему поставил кратко: будешь рулить всем монтажом, до самого пуска. Алексей согласился не раздумывая…
Есть хроника событий, но существует, несомненно, и хроника чувств людей, которые и творят эти самые события. Сквозь какие трудности, преодоления, коллизии проходит человек прежде, чем люди увидят результат его усилий? Что с ним при этом происходит, как высвечиваются его личные качества? Наконец, кто становится для него главным оценщиком, можно сказать, арбитром в том самом «круге первом», что принято называть трудовым коллективом…
— Мои обязанности — координация всех строительно-монтажных, наладочных работ в реакторном цехе, — Алексей делится насущными мыслями в своем рабочем кабинете, где его стол почти вплотную стыкуется со столами двух заместителей. По всему видать, в такой демократичной обстановке ему привычней руководить, размышлять. — График у меня обычный — регулярные рабочие совещания, работа с документами, решение множества вопросов по монтажу и наладке. Особый напряг, конечно, дают три планерки в неделю со всеми подрядчиками, смежниками, включая. конечно, авторский надзор, иногда и поставщиков. Веду совещания как координатор, диспетчер задач, умиротворитель страстей, даже грозный судья. Случаются битвы вокруг претензий и просчетов. Бывает пустословие и треп, бывает, страсти разгораются. Но в основном удается все решить миром и ладом, без проволочек, обманов. Главные вопросы по ускорению работ, подготовке к пуску нам удалось решить. Как удалось? Просто надо уметь понять людей и их проблемы, все делать сообща…
Он рассказывает мне об этом своем умении — понять людей.
Есть у Алексея свои критерии оценки работы тех, кто трудится рядом. Первый такой критерий — желание работать. Бездельников выявляет сразу, с ними — не по пути… Второй оценочный критерий — высокий уровень подготовки, мастерство. Это обязательное качество: в атомном деле нельзя быть профаном. Третий критерий: умение работника принимать решения, соответствующие его квалификации. С этим требованием хорошо стыкуется четвертый критерий: умение понять и правильно оценить проблему. Наконец, пятый: хорошо видеть тот предел, ДО которого работник может действовать самостоятельно, но ЗА которым он уже обязан вынести свой вопрос «наверх», к руководству…
— И еще что важно, — заключает он с улыбкой, — надо искать и находить компромиссы со всеми. И с теми, кто в чем-то сомневается, теряется, кто, как говорят, зашорен… И с теми, кто «больше всех знает», кто «всегда прав», а потому лезет на рожон, конфликтует. Стараюсь со всеми найти точки сближения, сглаживаю разногласия. Людей надо ценить и понимать. Чем больше им отдаешь, тем больше к тебе вернется. Есть старая поговорка: «Что отдашь, то твое»…
А вот поэтическая натура в нем обнаружилась не сразу. Стояли на реакторе. Говорили о разном. Спросил я его об увлечениях. В ответ от него, рационалиста и прагматика, чистокровного технаря вдруг услышал… стихи. Это был Федор Иванович Тютчев, нетленные строки:
«О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!..»
Может, и не к месту это звучало. Может, для такой классики лучше бы подошел тихий библиотечный зал и соответствующая аудитория из ценителей высоких строк. Но мой собеседник, Алексей Мочалов, физик и лирик в одном лице, стоял у ограждения шахты ядерного реактора и вдохновенно излучал кристально чистую поэзию в гулкое пространство центрального зала, слегка обалдевшего, как мне показалось, от музыки волшебных слов…
Он сделал короткую паузу, и из его уст пролился Шекспир, сонет № 56.

«Проснись, любовь! Твое ли острие
Тупей, чем жало голода и жажды?
Как ни обильны яства и питье,
Нельзя навек насытиться однажды».

Тут Алексей почему-то смутился, замолчал, потом спросил:
— Знаете эти стихи? Да, их часто можно услышать!..
И как бы прервав свое поэтическое парение, вернувшись на грешную землю, вернее, на стальную площадку у чернеющей шахты реактора, он задумчиво заключил:
— Всегда заряжаюсь энергией от стихов великих поэтов. Потрясающая глубина! Вроде бы о женщине говорят, о своей любви. А подумать — речь о жизни во всех ее больших смыслах. Вот Шекспир: «Нельзя насытиться однажды». А ведь, действительно, невозможно мне насытится, к примеру, своим чувством любви — к семье, к жене и дочери Ксюше, к маме… Но мысль гения куда глубже: нельзя насытиться самой жизнью, особенно работой, творчеством… Может, я слишком красиво говорю. Но понимаю главное так: нельзя ограничивать себя в своей личной судьбе, поскольку наша жизнь, как и работа, любовь, дружба — неисчерпаемые вечные величины. Вы согласны?..
Конечно, я согласился. Разве можно не согласиться с ним, Алексеем Мочаловым, философом и атомщиком нового поколения — строящейся Ленинградской АЭС?