Пароль должен быть не менее 6 символов длиной.
*Поля, обязательные для заполнения.
Автор: Руслан Семенченко
Фото памятника в Устье: Павел Верещагин
Проспер Беквор появился на свет в 1865 году, в коммуне Жемеп-сюр-Самбр, недалеко от Шарлевиля.
Его мать дала жизнь одиннадцати детям, первым из которых был Проспер. К сожалению, семеро из них (один мальчик и шесть девочек) умерли в младенчестве, не дожив даже и до года.
Проспер родился в одном из самых промышленно развитых районов Бельгии, был единственным мальчиком в семье, и потому судьба его была предрешена изначально — он должен был стать рабочим.
Предполагаю, что работать он стал очень рано. Лет в десять, или чуть раньше, как это было принято в те времена для мальчишек из рабочих семей.
Начинала заводская детвора с небольших заданий в стиле «подай-принеси» за весьма мизерную плату, работая при этом наравне со взрослыми, по десять часов в сутки.
Постепенно, набравшись опыта, он стал учеником, а после — и вовсе мастером.
Годы шли, и по достижению совершеннолетия Проспер решил создать свою собственную семью.
Под Рождество 1889 года Проспер женился на Шарлотте Франко, с которой они к тому времени имели внебрачную дочь Анжелу. Жизнь пошла своим чередом и уже в 1891 году у маленькой Анжелы появилась сестра Луиза, а ещё через год с небольшим родилась и наша героиня- Анна Беквор.
Именно в это время бурное развитие капиталов и производства в Бельгии привело к тому, что бельгийские предприниматели стали активно осваивать иные европейские рынки, в том числе и российский. В Российской Империи появились первые совместные с бельгийцами предприятия, одно из которых организовалось и в наших краях. Экспорт капитала сопровождался движением квалифицированной рабочей силы.
Проспер, как и многие его коллеги, стал собираться в дорогу.
Это не было спонтанным решением одного человека. Перемещение бельгийских рабочих и их семей было хорошо организованным мероприятием и имело достаточно массовый характер. Проезд до России оплачивал работодатель, и опаздывать, по условиям контракта, было категорически нельзя. Во избежание достаточно крупного денежного штрафа, Проспер и его семья вовремя прибыли на новое место, в деревню Калище Санкт-Петербургской губернии.
На месте их встречал директор-распорядитель и специально приготовленное жильё. По контракту, на такую семью, полагались трёхкомнатные апартаменты с небольшим участком земли. Отмечу сразу, понятие «апартаменты» тогда имело несколько иной смысл, чем сегодня. Это были три комнаты в общем строении, в одной из которых была кухня и столовая, другая предназначалась под спальню для всей семьи, а в третьей располагались продукты и домашний скарб.
Калищенский стекольный завод, на который приехали бельгийские специалисты, бурно развивался и времени на раскачку у прибывавших рабочих не было.
Работали трудно, но по иному и быть не могло, люди знали куда и зачем они ехали.
Надо сказать, что усилия иностранных рабочих в то время весьма и весьма неплохо оплачивались. Бельгийский мастер мог зарабатывать от 200 до 350 царских рублей в месяц, что было просто гигантской суммой, особенно в сравнении с оплатой российских рабочих, едва доходившей до 50-70 рублей. Но, из песни слов не выкинешь — своих стеклодувов в Калище тогда ещё не было, а качественная и квалифицированная работа никогда и нигде не стоила дёшево.
К тому же, по свидетельствам современников, бельгийские рабочие обладали феноменальной производительностью.
Дела шли неплохо, семья постепенно обживалась на новом месте, а дети росли. В1899 году в Калище родилась ещё одна дочь, а в 1902- Шарлотта наконец подарила Просперу долгожданного наследника.
Вообще-то, большинство бельгийцев работали по контракту год-два прежде, чем вернуться домой, особенно это касалось молодых и одиноких рабочих, но Проспер и его жена, похоже, адаптировались к условиям жизни в России несколько лучше других. Во всяком случае, мне не удаётся обнаружить следы их отъездов в Бельгию даже на побывку. Скорее всего, они обзавелись более хорошим домом и стали жить здесь на постоянной основе, на что косвенно указывает факт рождения младших детей.
Как же выглядел Проспер? Это, конечно, теперь трудно узнать доподлинно. Но, если опираться на общие описания тогдашней жизни рабочих из Шарлевиля, то, скорее всего, это был жилистый человек с широкой грудью и натруженными руками. Тёмноглазый брюнет с бритым лицом и роскошными усами, он выделялся среди белёсых калищенских мужиков, которые были по большей части обрусевшими чухонцами. Внешний вид любого бельгийского рабочего дополнял традиционно повязанный вокруг шеи шарф. Ну и конечно- неизменная курительная трубка в углу рта. Во всём остальном, повседневный костюм Проспера скорее всего не сильно отличался от одежды местных мужчин, особенно по истечении нескольких лет жизни в Калище.
В патриархальном обществе отец семейства — непререкаемый авторитет. Поэтому, придя домой после тяжёлой десятичасовой смены, опалённый и ослеплённый жаром печей, Проспер подвергался совершенно немыслимому в наши дни ритуалу. Жена и дочери снимали рабочую одежду с уставшего кормильца прямо у входа, сменяя её на домашнюю. Уличную обувь убирали в сторону, заменяя её на традиционные сабо.
Потом хозяин дома перемещался к столу, из-за которого уже не поднимался до того момента, когда приходило время отходить ко сну. На столе его ждала свеженабитая табаком трубка и ужин, за которым обсуждались все текущие семейные дела и заводские новости.
Проспер, как и практически все его соотечественники, в еде был непривередлив, зато на столе всегда имелось в достатке пиво, которое бельгийцы употребляли в чрезвычайных объёмах. Почтовое сообщение было налажено настолько хорошо, что помимо писем и посылок, рабочие три раза в неделю получали почти свежие бельгийские газеты. Свободного времени было мало, но пару раз в году иностранным специалистам и их домашними всё же удавалось выбираться в Санкт-Петербург. Делали необходимые покупки, посещали цирк и даже театры.
Несмотря на революционную ситуацию, ни Проспер, ни другие его соотечественники никакого участия в политической жизни России не принимали даже после 1905 года.
Жизнь рабочих стекольного завода в текла размеренно и спокойно, несмотря на то, что большинство бельгийских специалистов уехало на родину в начале двадцатого века.
На смену им пришли местные и финские рабочие.
Оставшиеся бельгийцы продолжали работать как и раньше, несмотря на начавшийся после 1906 года экономической кризис.
Отношения с местными жителями складывались ровно, никаких свидетельств о конфликтах между местными и иностранными рабочими в источниках я не нашёл.
Имела место только некоторая профессиональная ревность. Обученные бельгийцами русские рабочие были недовольны быстрой манерой работы своих учителей, которая часто приводила к бою стекла. Русский рабочий отвечал за брак материально, бельгийцам же всё сходило с рук — «разобьют и даже трубку изо рта не вынут».
Языковой барьер преодолевался с обеих сторон, несмотря на некоторую замкнутость бельгийской слободы. Родители имели разговорники и владели необходимым для ежедневного общения набором фраз и слов, а дети, скорее всего, постоянно общались с местными сверстниками и на русском разговаривали хорошо.
Ходили ли в школу дети Беквор, я не знаю, но минимальной грамотностью они, скорее всего, обладали, так же, как и их родители.
В праздники и по воскресениям у бельгийцев пели. Пение было одним из главных развлечений, особенно для женщин. Многие из них умели играть на музыкальных инструментах, в том числе даже и на пианино. Рассказывают, что на квартире бельгийского директора был рояль, и жёны рабочих могли использовать его время от времени. Несмотря на разницу в положении, бельгийцы были детьми одной страны. Это накладывало свой отпечаток на отношения высокого начальства с их подчинёнными и создавало позитивную атмосферу на производстве.
Для особенных случаев, издалека приезжал католический священник. В Калище служились мессы, игрались свадьбы, вместе крестили детей. В праздники устраивались совместные застолья и танцы под аккордеон. Проспер мог закружить в кадрили супругу своего директора, после чего его самого запросто мог вызвать на тур товарищ по цеху. Так и топтали они танцевальный пол, комично попыхивая своими трубками.
Всё это Проспер и Шарлота должны были вспоминать долгими вечерами, вернувшись на родину. Родители, пережившие своих детей, они до конца жизни не смогут забыть эту далёкую страну, где прожили лучшие годы своей жизни, оставив там не просто память, но и частицу себя — дочь. Кровь от крови, плоть от плоти семьи Беквор, слившуюся навеки с землёй России.
Продолжение следует
Г. СОСНОВЫЙ БОР 26.04.2024 - 05:22
