Верная памяти

Рассказ о жительнице деревни Ручьи Берте Захаровне Сакса завершает серию публикаций, основанных на видео-проекте Владислава Голенецкого «Ручьевские долгожители». Но обещаем читателям, что на этом тема нашего края и судеб наших земляков в «Маяке» не заканчивается. Мы планируем продолжать ее и дальше. И призываем помочь в этом, сообщая о забытых, но интересных фактах в истории местности, на которой появился Сосновый Бор, и ее исконных жителей.

«У отца, Захара Андреевича Сакса, было шесть братьев. Если бы все эти мужчины остались в Ручьях, то сейчас, наверное, вся деревня состояла бы из людей по фамилии Сакса»,— начинает свой рассказ Берта Захаровна. Рассказ даже не о своей судьбе — о любимой маме. Оставшейся без мужа, изгнанной из родного края женщине с детьми, которая всю жизнь стремилась на родину, — Елене Пантелеевне Сакса.
С 1930 по 1939 годы по деревне прокатилась волна арестов. По очереди арестовали дядюшек, а в 1937 году отправили в сталинские лагеря «без права переписки» и отца. Мама осталась с пятью детьми, в том числе пятилетней Бертой и грудной Лилей. Работала в колхозе. Днем ловила или коптила рыбу, по ночам — вязала и чинила сети. «Проснемся ночью, а она сети чинит,— даже не знали, когда она спит»,— вспоминает Берта Захаровна.
В ноябре 1941 года старшему брату Коле исполнилось 18 лет, и его забрали на войну. А в марте 1942-го всем ручьевским финнам дали четыре часа на сборы и отправили на поселение в Сибирь. С собой разрешили взять по 16 килограммов вещей на человека, но когда у тебя на руках четверо детей, из которых двое совсем малыши, сколько возьмешь?
Почти пять лет они прожили в Сибири. Этого времени Берта Захаровна даже не касается. Говорит лишь только о том, что мама очень хотела вернуться на родину. Но нельзя — в паспорте 58 статья, первая страница с фотографией перечеркнута жирной черной полосой. А Елена Пантелеевна была готова даже пешком идти, лишь бы вернуться домой. Помогли сибиряки (очень хорошие люди), собрали на дорогу денег и большую корзину с вареной картошкой, шанежками и калачами. И, оставив перечеркнутый паспорт, семья отправилась домой... Денег хватило только на билет до Новосибирска.
На станции Тайга нужно было сделать пересадку, а поездов на запад почти не было, все шли на восток. Две недели просидели на вокзале, последние припасы закончились... Начальник станции очень переживал за маму и предложил попроситься в поезд, в котором ехали семьи из Сибири, каждая в своем вагоне. Но никто не хотел их пускать: «Своих детей много, куда нам чужие!» — И тут мама услышала: «Веди сюда свой выводок цыплят! У меня своих трое, и твоим место найдется!» Оказалось, в вагоне с дядей Васей, как представился позвавший их мужчина, помимо его семьи уже ехала еще одна женщина с двумя детьми. Так добрались до Москвы. Поезд шел в Астрахань, их звали с собой. Дядя Вася говорил маме: «Я рыбак, ты рыбачка, работа найдется! А из родной деревни вас все равно выгонят...» Но она и слушать не хотела, так стремилась в родные края. Тогда дядя Вася купил билет им до Калищ через Ленинград, да еще рейсовые продуктовые карточки умудрился достать.
На станции Калище вышли слякотной ноябрьской ночью, с больной, заразившейся в дороге желтухой Бертой. С трудом дошли до своей деревни. Дверь родного дома открыла незнакомая женщина: «Вы кто?» «Хозяйка дома,— ответила мама. Я здесь хозяйка!» — женщина попробовала оттолкнуть Елену Пантелеевну. Но та сама оттолкнула ее и отвела промокших и продрогших детей на печку.
Посреди ночи пришел начальник погранзаставы и потребовал убираться из погранзоны. Но, увидев больную девочку, сжалился, разрешив отвести ребенка в больницу и оставаться до тех пор, пока не вылечится. Больше месяца пролежала в устьинской больнице Берта, а потом мамин двоюродный брат из Эстонии прислал им денег на дорогу, и семья отправилась к нему.
Братья Костя и Вилье устроились работниками, Берта — пастухом, Лиля пошла в школу, в которой мама стала мыть полы. Так жили до 1949 года. «А потом финны и там стали мешать»,— с горечью говорит Берта Захаровна. Вербовщик предложил им ехать в Карелию, и они согласились. Но на новом месте Костя заболел туберкулезом. Врачи советовали уехать в среднюю полосу России, но оказалось, из Карелии, как раньше из Сибири, уезжать было нельзя. Потом все-таки правдами и неправдами получили медицинскую справку для Кости, по которой смогли уехать в Новгородскую область. 19 лет прожили там. Берта Захаровна все это время проработала на фарфоровом заводе.
После 1953 года можно было вернуться в родные Ручьи, но куда? В их доме жили чужие люди, денег на постройку нового не было, и мужских рук тоже: Костя умер, оставив жену и маленького сына. Мама стала покупать лотерейные билеты в надежде выиграть дом. Надежда обманула.
В 1969 году, когда стало известно о начале в родных краях большого строительства, они решились. Мама сказала Берте: «Делай что хочешь, но вези меня умирать на Родину». Берта выполнила ее волю. В Сосновом Бору Берта Захаровна устроилась работать на стройку. 17 лет проработала в СМУ-5 маляром, была бригадиром. За 15 рублей с сестрой и невесткой выкупили у соседки «Зины лапушки» старый сарай и переделали его в жилой дом. Это и сейчас ее родной дом с двумя сотками земли, больше оформить в собственность не разрешили. «К кому я только ни обращалась,— сокрушается Берта Захаровна.— Уже целая куча бумаг с просьбой добавить еще несколько соток — тех, где сажаю картошку, но разрешают только аренду, каждый раз только на один год». Вокруг ее бывшего сарая выросли настоящие дворцы, но она не завидует: «Было бы здоровье, а больше ничего не надо!» Даже в Финляндию, как ни уговаривали, ехать отказалась: «Меня никто отсюда не гонит. А уехать — значит предать память о матери, которая мечтала умереть на Родине».