Виниловые диски, бобины, видеокассеты…

Сергей Юрьевич Грибков — человек из собирателей и хранителей. Технарь по специальности и поэт по зову души. С 98‑го года — президент сосновоборского клуба авторской песни «Ингрия» — старейшего в Ленинградской области. Раз в неделю ведет передачу «Возьмемся за руки, друзья» на радио «Балтийский берег». Увлеченный коллекционер. Сотни тысяч записей авторских песен собраны в его, крупнейшей в области и одной из самых представительных в стране, коллекции.

В этих песнях — отражение нашей жизни конца 20 — начала 21 века. Знаменитые и малоизвестные барды.
Их восприятие страны и событий личной жизни. Песни шуточные, лирические, философские, политические… Записи каждого концерта клуба «Ингрия» и — редкие, уникальные записи.
Он родился в знаменательный год полета Юрия Гагарина в космос, в семье, где не было ни поэтов, ни музыкантов. Но, видимо, неспроста датой рождения стал День лицеистов, Пушкинский день — 19 октября, и, к тому же, день рождения Александра Галича, одного из самых любимых его бардов. Увлечение авторской песней и поэзией, пришедшее в юности, оказалось любовью на всю жизнь.

— Сергей, с чего началось ваше увлечение авторской песней?
— В 70–80 годы часто собирались во дворах, тогда были очень популярны так называемые дворовые блатные песни. Когда мне было лет 15, я впервые взял в руки шестиструнную гитару, а друзья по двору показали несколько аккордов.
В те годы достаточно ограниченный был выбор — либо петь советскую эстраду, которая из всех репродукторов звучала, либо так называемые неофициальные песни. Вот я их и выбрал. Меня они поразили, прежде всего, своей необычностью, какой-то запретностью. Ведь это невозможно было нигде достать и услышать, кроме как с каких-то случайных записей, пленок, у каких-то знакомых.

— Как вы пришли в «Ингрию»?
— Лето 1980‑го года, когда не стало Владимира Высоцкого, оказалось для меня переломным. Я только что закончил школу. Мне показалось мало двора, в котором я пел, играл, сочинял. Появилась потребность расширить свой кругозор и круг общения.
И вот, в 1981 году я попал на вечер памяти Владимира Высоцкого. Это вообще был первый такой вечер памяти в Ленинграде и в Ленинградской области. И проходил он здесь у нас, в Сосновом Бору, в ДК «Строитель». Люди чуть ли не висели на потолке, некуда было яблоку упасть. Звучали фонограммы песен — одни мы знали, другие раньше никогда не слышали… Тогда еще был жив Брежнев, и над всем этим висел некий такой вот топор…— «дамоклов меч» запрета. Кстати, мне рассказывали, что на первом вечере памяти Высоцкого в Москве чуть ли не отбирали гитары, несмотря на то, что с ними шли в открытую такие люди, как Николай Губенко, Валерий Золотухин… И милиционеры, которые стояли в оцеплении, шутили, что у нас в стране гитара приравнивается к огнестрельному оружию.
Был и такой случай. Мы с нашим тогдашним председателем клуба «Ингрия» Владиславом Голенецким ночью смонтировали фонограмму второго вечера, посвящённого Высоцкому. А утром он мне позвонил: «Слушай, там зарубили». Непонятные тетеньки (какие-то партийные…) усмотрели в этом крамолу, политическую подоплеку. Меня это уже не удивило.
Именно через тот, первый вечер памяти Высоцкого я нашел единомышленников и с 1981 года стал членом клуба «Ингрия». Мы общались, пели, что-то переписывали друг у друга на листочки, с магнитофона на магнитофон. Меня это страшно волновало, будоражило. Потому что я ведь этим тоже занимался, только один. А тут — целый клуб! И я понял, что это хобби на много лет вперед. Так и оказалось. Прошло уже 34 года, как я в «Ингрии», сначала библиографом, собирателем и хранителем коллекции, а теперь еще и руководителем…

— Вы иногда сейчас исполняете свои собственные песни на концертах «Ингрии»…
— В юности, когда я начал сочинять, были только эмоции, я и поэтов практически не читал… Те произведения теперь кажутся смешными, они потеряны, и я об этом не жалею. Когда читаешь поэтов в течение долгого времени, у тебя начинает происходить, как сказала одна наша местная поэтесса, «автоправка». Я этого дела не бросил за несколько десятилетий, благодаря своему окружению. И где-то с 2007 года на отчетных концертах, которые устраивает «Ингрия» в своем родном доме — ДК «Строитель» — я стал пробовать что-то показывать.
Но еще в конце 70‑х — начале 80‑х, решил, что не буду себя тиражировать как вокалист или певец. Другое дело — сейчас в сосновоборском литобъединении готовится книжка сосновоборских поэтов, уже третья по счету. Там два десятка авторов, будет и небольшая подборка моих стихов.
У нас хотя бы раз в году выходит диск «Ингрии». Павел Меденников, мой заместитель по клубу, делает дизайн и обложку. А на мне, естественно, архив, звук, подборка материала. И вот мы вдвоем на своих домашних компьютерах делаем такие пластиночки.

— В конце 20 века авторская песня стала по-настоящему массовым увлечением…
— К середине 80‑х годов, когда к власти пришел Михаил Горбачев, запахло ветрами гласности и перестройки, наступила свобода слова. Выходили огромнейшими тиражами книги, пластинки, возрождались фестивали авторской песни. Ведь, к примеру, в начале 80‑х был запрещен знаменитый Грушинский фестиваль. Мне местные старожилы фотографии уникальные показывали: врыт осиновый кол посреди поляны и висит табличка: «Грушинский фестиваль закрыт». Потому что, как мне рассказывали, кто-то из прежнего политбюро сказал: «Вы что, с ума сошли, у вас собирается там сто тысяч молодых людей, якобы с гитарами… А если они вместо гитар возьмут в руки что-то другое?».
Массовость была огромная. Большой зал ДК «Строитель» на бардов собирался полностью. У нас были абонементы на концерты раз в месяц, так зал ломился. А уж когда приезжали такие авторы, как Дольский, Долина, Розенбаум, это было что-то…

— Сейчас популярность авторской песни осталась в прошлом?
— Думаю, что в 90‑е годы, когда людям было, видимо, не до песен, мы просто потеряли своего молодого слушателя. В советские годы на авторскую песню ходили все — от детей до стариков. Поколение, которое родилось в начале 90‑х годов и в последующие, воспитано уже на другой музыке. Тогда хлынули всякие новомодные песенные течения: попса, рок, русский шансон. А это все-таки не песни бардов.
Наш жанр авторской песни, так же как ранее русский романс, как джаз, потихоньку перетекает в разряд «ретро».
Это немодно. На ведущие теле- и радиоканалы нашей страны пришло молодое начальство, которое росло не на песнях бардов. И даже когда туда приносят что-то интересное или талантливое, ему говорят: «Это неформат». Кстати, несколько лет назад известный музыкант Александр Градский выпустил целый диск, под таким названием «Неформат».

— Тем не менее, клуб «Ингрия» ежегодно проводит свой фестиваль — один из старейших в Ленобласти. А другие клубы в нашем регионе проводят фестивали авторской песни?
— Раз в два года проходит в Санкт-Петербурге с середины 90‑х годов фестиваль под названием «Петербургский аккорд». Наши друзья, старший брат клуб «Восток», пару фестивалей организует в течение последних лет 8–10. В конце мая — фестиваль «Соцветие» под Всеволожском, а в августе — фестиваль на Соловках. А вообще небольших «молодых» фестивалей очень много, они проходят в разных местах области практически каждую неделю с мая по сентябрь.
А фестивали «Ингрии» начались с 1983 года, я вспоминаю их с большой теплотой. Приезжало иногда до 11 автобусов гостей. У нас ведь мэтры авторской песни выступали. Из классиков это ленинградские барды Юрий Кукин, Евгений Клячкин, замечательный актер ТЮЗа и прекрасный исполнитель бардовских песен Александр Хочинский. Много других замечательных интересных людей в разное время были гостями нашего клуба «Ингрия»: Владимир Ланцберг, Борис Вахнюк, Игорь Михалев, Александр Ткачев, Леонид Семаков… Их уже нет с нами, но очень бережно храним не только память о них, но и все материалы.

— То есть вы записывали концерты и слеты?
— Все концерты и слеты клуба «Ингрия» записывались в обязательном порядке. «Ингрия» существует с 1978 года, ее первыми председателями были Валерий Тетерин и Владислав Голенецкий. За 37 лет жизни клуба мы записали десятки тысяч песен. И очень неплохого качества.

— В авторской песне много знаменитых имен. А кто ваши любимые барды?
— Я пришел в «Ингрию» с именем Высоцкого, и он очень долгое время у меня был первым номером. Но не зря говорят, что с годами происходит переоценка ценностей. Есть совсем другая поэзия, другая музыка.
Вот, Евгений Клячкин, который в самом начале 60‑х годов сделал большой подарок Иосифу Бродскому — он писал свои шикарные песни, замечательные мелодии на его, казалось бы, непонятные волшебные стихи. И теперь это классика авторской песни.
Есть мягкая, интеллигентная, утонченная манера исполнения, как, скажем, у Александра Мирзаяна — это автор не для всех, большой философ в авторской песне. Виктор Луферов, Елена Фролова, — элитарные барды, их практически нельзя услышать по радио, увидеть на телеканалах. Есть Михаил Щербаков, который раз в году приезжает в Питер и без всякой рекламы легко собирает тысячный зал. И неважно — сколько стоят билеты: триста рублей, пятьсот, тысяча, полторы…
Есть Игорь Зайц — бывший ярославский, а с 80‑х годов — питерский автор, который пишет потрясающие песни о России, о нашем сегодняшнем времени. Его записи очень редки. Есть Александр Суханов в Москве — один из лучших бардовских композиторов, Валентин Вихорев, член клуба «Восток» — стопроцентный лирик…

— Множество замечательных имен и произведений хранится в вашей уникальной коллекции. Каков ее объем и что она из себя представляет?
— Честно говоря, не приходило в голову подсчитать точный объем. Есть огромная коллекция книг (книги в моей квартире делятся на две части: либо поэты и поэзия, либо барды и исследовательские материалы). И многие тысячи — десятки, а может быть, и сотни тысяч записей на разных носителях. Отдельными стеллажами: виниловые диски, бобины, видеокассеты, лазерные диски… Есть совершенно уникальные записи, в том числе известных бардов, которые до сих пор не изданы. Мы потихоньку это оцифровываем.

— То есть ведется огромная работа по переводу всего этого бесценного архива на современные носители?
— Да, и в Ленинградской области центр этой работы — Сосновый Бор, потому что мы — самый старейший и самый ныне известный в области клуб с советских времен. Как только записи будут оцифрованы или полностью или кусками, я, конечно, сделаю копии для хранения в питерских архивах и в Москве, в Центре авторской песни.

— Насколько востребована ваша коллекция?
— Часто обращаются известные коллекционеры, любители авторской песни из других городов с просьбой разыскать какую-то запись. Или спрашивают: «А выступал ли у вас такой-то человек, а не пел ли он такую вот песню? Мы не можем найти, в Москве ее нет». Иногда получается найти у нас. Или наша запись лучшего качества.

— Вы работаете на ЛАЭС в электроцехе, то есть по основной работе не связаны с миром поэзии и музыки. Как всё это совмещается?
— По работе я совершенный технарь, абсолютно не связанный с поэзией. А сколько бардов получили техническое образование, но для души сочиняли песни? Их очень много. Это такой баланс — первую половину дня ты занимаешься электротехникой, вторую — между житейскими проблемами, ты занимаешься творчеством. Я, прежде всего, коллекционер. Еще возглавляю клуб авторской песни, участвую в работе литературного объединения, веду передачи по ретро-песням на радио, сам иногда что-то сочиняю (песни и стихи).

— Что дает душе авторская песня, музыка, поэзия?
— Успокоение, наслаждение… иногда какой-то внутренний восторг, если это профессионально, интересно и неожиданно. Я занимаюсь своим делом и получаю от этого удовольствие.

Нина Князева

Со Сталиной Мишталь — одной из старейших членов ленинградского клуба «Восток» на слете «Ингрии» (фото: Нина Князева)

Сегрей Грибков с известным бардом из Петербурга Вячеславом Цветковым (фото: Павел Меденников)

* * *

Диск «Ингрии», выпущенный к 30-летию клуба.

Сегрей Грибков: «По поводу записей песен, изданий, официоза какого-то… Я никогда не приветствовал это в своем отношении. А вот по отношению к остальным членам нашего клуба считаю, что — да, нужно развиваться, выступать».

* * *