Пароль должен быть не менее 6 символов длиной.
*Поля, обязательные для заполнения.
Особое внимание экскурсовод уделила непростой теме строительства защитных саркофагов — конструкций, аналогов которым в мире на тот момент не было: «Впервые слово «саркофаг» прозвучало через две недели после взрыва. Но никто не знал, как он должен был выглядеть и как его строить. Но через 206 дней саркофаг уже накрыл взорванный реактор».
Светлана Александровна завершила лекцию цифрами, которые до сих пор сложно воспринимать однозначно. Это — годы тюремного заключения, к которым были приговорены должностные лица ЧАЭС; некоторые из них провели в колонии полных 10 лет. «Была ли это халатность или что-то другое, мы не можем судить, — подытожила экскурсовод. — Но несомненно одно: люди, которые были тогда на Чернобыльской АЭС, достойны уважения. Была заплачена цена в жизни многих человек. Нам остаётся поклониться этим людям, помянуть тех, кто умер, и вспомнить их всех здесь, в этом месте».
Лекция у мемориала постепенно переросла в беседу о времени, которое многие до сих пор отчётливо помнят.
Сама Светлана Галкина знает о Чернобыльской аварии не понаслышке. Как раз в то время у нее родилась дочь, но как военнообязанной ей тоже предложили поехать в Припять на ликвидацию последствий катастрофы. Благодаря ребенку она осталась в Сосновом Бору. Но из нашего города на ликвидацию отправились более 1200 человек. Многих из них уже нет на свете.
Какую информацию о Чернобыльской аварии собирает сосновоборский музей?
— У нас есть много сведений из открытых источников. Есть много фотографий, есть имена погибших, биографии ликвидаторов, сведения о наградах. Материал очень обширный, мы с ним проводим занятия в школах.
Как современные дети реагируют на такие занятия?
— Разинув рот, и задают самые разные вопросы. Недавно мы проводили лекцию для детей из детского сада, 5-6 лет. Они уже знают, что такое радиация, знают про рак крови и даже могут объяснить, почему он возникает. Даже знают про японскую девочку [Сасаки Садако], которая умерла в результате облучения после ядерной бомбардировки Хиросимы и про бумажных журавликов — символ памяти жертв ядерных катастроф. Они даже прикрепили журавликов к мемориалу.
Как в Сосновом Бору, где стоят четыре таких же реактора, как в Чернобыле, жители отреагировали на новости об аварии?
— Прежде всего чувствовали страх. Страх был в каждой семье. У нас ведь была точно такая же система, как и там. Но отличием Ленинградской станции было то, что безопасность всегда стояла на первом месте. Работники ЛАЭС тех времён говорили: у нас все по-другому, наши специалисты очень сильные. Тогда для работы нашей станции отбирали лучших, а уже здесь они обучали молодёжь. Как сейчас [с кадрами на Ленинградской АЭС] - не знаю, но хочется верить, что не хуже.
Не осталось ли у людей недоверия к атомной энергетике после той аварии?
— Недоверие есть ко всему. Тогда ещё другие страны, — Франция, Япония — просто остановили свои станции. Но потом увидели, что без этой энергии им не обойтись — и запустили снова.
Пытались ли тогда убедить людей не бояться?
— Нет, такого не было. Все понимали, что это глупо: как можно быть уверенным в том, что произойдет или не произойдет через секунду? Но наши специалисты понимали: если я допущу ошибку, это может плохо кончиться.
Главный инстинкт у человека — это самосохранение. И тем ребятам, которые тогда работали в Чернобыле, хотелось проснуться утром живыми и здоровыми, а не быть погребенными под обломками реактора. Может, Чернобыль действительно научил тогда людей сохранять в первую очередь себя.
Напомним, что 23 апреля в сквере памяти жертвам ядерных катастроф и аварий, у мемориала пройдет областной траурный митинг. Ожидается, что в нем примут участие губернатор региона Александр Дрозденко и делегации всех муниципальных районов Ленинградской области.
Текст, фото: Людмила Цупко